После просмотра последнего опуса небожителя
Терренса Малика «Древо жизни» можно понять и восторги одних, и возмущенное улюлюканье других. Главное же – хотя бы попытаться всмотреться и вслушаться в то, что хотел сказать нам этот выдающийся человек.
Джек (
Шон Пенн) – преуспевающий материально, но неудовлетворенный внутренне человек (и то и другое становится понятно, как ни странно, по одним и тем же антуражам) – пытается найти источник этой неудовлетворенности в своем детстве, омраченном смертью брата. После вступительной речи закадрового голоса (очевидно, принадлежащего матери –
Джессика Честейн), режиссер на продолжительное время погружается в безумный визуальный транс о сотворении мира, придавая картине размах эпоса космического масштаба. Прием, в общем-то, далеко не новый – вспомним хотя бы
«Космическую одиссею» Кубрика или (пример помельче)
«Парад планет» Вадима Абдрашитова -, но у Малика он работает как-то по-особенному. После этого вставного эпизода становится окончательно понятно, что Малик сотворил парадоксальную и сугубо киношную штуку: он снял эпос, все пространство которого замкнуто в интерьерах дома и дворе дома Джека и его семьи где-то в Техасе 50-х годов прошлого столетия. Райское впечатление от этого пространства-времени портит разве что отец (
Брэд Питт), беспрерывно ходящий по кругу жесткого отношения к детям и следующего за ним раскаяния. Фильм построен по принципу потока сознания, но сознания детского, в котором родители становятся эдакими архетипическими Отцом и Матерью с большой буквы, трава всегда зеленая, деревья большие, Бог скорее всего есть (а может и нет), а мальчик с волосами толи выпаленными пожаром, толи выеденными лишаем врезается в память так же ярко, как и ссора родителей на кухне и смерть брата. Писать о том, как это все снято мексиканцем
Эмануэлем Любецки и озвучено французом
Александром Депля, как-то даже и неудобно, а рецензировать
«Древо жизни» в целом – все равно, что пытаться рецензировать космогонию или небо над головой. Хотя смотреть на это небо никогда не вредно!