Космогонический эксперимент одной блондинки
Большое жюри Каннского фестиваля 2011 года было в огромном затруднении: им предстояло выбрать победителя среди двух самых заметных фильмов года – «Древа жизни» Теренса Малика и «Меланхолии» Ларса фон Трира. Облегчил из задачу сам Трир на своей раздутой прессой конференции. Не будь этого недоразумения, неизвестно кто бы получил «Золотую Пальмовую ветвь».
Ларс фон Трир, как и Малик, предложил вниманию свой фильм космического масштаба. Технически виртуозные 5 минут «Меланхолии», кроме некого атавистического ужаса, у отдельных знатоков способны вызвать и ироническую улыбку: парад планет на фоне классической музыки просто вопит о желании Трира превзойти Кубрика и его «Космическую одиссею» в грандиозности и зрелищности его метафизики.
Как и Малик в «Древе жизни» Трир пытается играть на эффекте контраста между неизмеримо малым (Земля, долженствующая символизировать тщетность человеческих страстей) и неизмеримо большим (планета Меланхолия, символизирующая скрытые механизмы вселенной). Но если Малик представляет это как загадочный и полный сюрпризов круговорот, то Трир превращает его в главную метафору своей многозначительной (мнимо?) басни. Эта огромная планета, приближающаяся к Земле – воплощение умопомешательства героини Кирстен Данст. Ее Жюстина, разрушив собственную свадьбу, теперь порвет на куски и все остальное человечество.
Не столь радикальная, как «Антихрист», «Меланхолия» начинается как жестокий анекдот в духе «Торжества» Томаса Винтреберга, а потом перерастает в научно-фантастический фильм. Трир убедительно подтвердил свой блестящий талант создавать зрелище, выстраивать острые диалоги, перемежающиеся взрывами гнева, и снимать преследования в коридорах замка. Трир всегда тяготел к напыщенности и тяжеловесности, и в случае с «Меланхолией» они играют с ним дурную шутку, придавая фильму черты излишнего претенциозного академизма.