Шведский режиссер Рой Андерсон – фигура в современном кинематографе удивительная: одни критики взахлеб превозносят его как последнего автора, другие, приводя те же аргументы, считают его «не титаном, но белой вороной».
Тучный человек на кухне в пастельных цветах пытается открыть бутылку вина и это усилие становится последним в его жизни. Два брата и сестра собираются у смертного одра матери, которая решила забрать с собой в лучший из миров все лучшее, что она нажила за долгую жизнь – золотые часы покойного мужа, перстень и конверт с 70 тысячами крон. Обслуга большого парома оказывается в затруднительном положении: пассажир, оплативший бутерброд с креветками и бокал пива, умер, а взымать плату во второй раз они не имеют права. Двое коммивояжеров с лицами печальных клоунов пытаются втюхать всем подряд всяческую дребедень: вампирскую челюсть в трех модификациях, мешочек смеха и маску однозубого старика. Делают они это под бесконечно, как мантру, повторяемую фразу о том, что они хотят нести людям веселье. Король Карл XII вторгается в некое питейное заведение и уводит с собой на поле боя молодого и красивого бармена. Спустя некоторое время армия короля по той же улице возвращается после разгрома под Полтавой.
Попытаться написать краткую аннотацию фильмов Андерсона – задача неблагодарная. По многим причинам. Трилогия, которая и составила славу Андерсона и завершаемая «Голубем сидящим на ветке», снята по одному формальному принципу: все три фильма состоят из множества скетчей разной длины и самодостаточности, связывают которые или же сквозные персонажи (в данном случае – те самые торговцы весельем) или сквозная музыкальная тема (при этом мелодия может служить как кабацкой песне о том, что с хромой Лоттой можно расплатиться поцелуем, так и маршем армии короля Карла), и, конечно же – сквозной темой. Тема же у всех трёх лент трилогии Андерсона (первые два – «Песни со второго этажа» и «Ты, живущий») в принципе одна - конец истории, закат человечества по вине падения нравов и обмельчания каждого человека по отдельности. Возможны вариации. Изобразительная сторона трилогии также крайне унифицирована: статическая камера (в «Голубе» она не сдвинется с места ни разу), пастельная цветовая гамма и максимальная глубина кадра, невольно переключающая внимание зрителя на второй план. Да и заглавный голубь напомнит о своем присутствии всего раза три за весь фильм характерным воркованием. Вот такая вот веселуха! Так что кто из упомянутых в начале критиков прав, решайте сами. Если осмелитесь.