Боевая элегия

Сняв «Великих мастеров» Вонг Карвай не только подтвердил свою репутацию одного из самых самобытных режиссеров современности, но и нашел выход из творческого тупика, в который он сам загнал себя из-за уже вошедшего в легенды перфекционизма.

Мастер кун-фу Вин Чунь Ип Ман (нестареющий денди Тони Люн Ка Фай) в середине 30-х годов прошлого столетия тихо живет в южном городке Фошань со своей семьей, посещает роскошный бордель «Золотой павильон» (но не с целью получения плотских утех) и совершенствуется в технике и стиле боевого искусства. Глава северной школы кун-фу Гун, уходя на пенсию, устраивает бои с целью выявления преемника. Им, к неудовольствию дочери Гуна (Чжан Цзии) становится мастер Ип. Впрочем, вскоре им всем становится не до выяснения отношений, так как начинается японо-китайская война.

Чтобы полностью понять послание, заложенное режиссером в «Великих мастерах», надо было бы родиться в Китае (или Гонконге), ведь дело в том, что сама личность Ип Мана – абсолютная легенда и едва ли не икона почитателей этого вида боевых искусств: его ценят не только за выдающийся вклад в развитие техники и стиля Вин Чунь, но и за то, что, переселившись в Гонконг, Ип Ман стал первым великим мастером, который, нарушив вековые традиция обучения кун-фу только членов своего клана, стал открыто преподавать Вин Чунь всем желающим. Ему, например, мы обязаны рождением феномена Брюса Ли.

Но, как бы ни парадоксально это ни звучало, незнание реалий жизни Ип Мана лишь добавляет эстетических ощущений от просмотра этого выдающегося фильма: если не обременять себя попытками сравнивать факты жизни мастера с их отображением на экране, фильм «Великие мастера» воспринимается как типично карваевская меланхоличная элегия (но и о невероятно красивых поединках в постановке Юаня Хэпиня забывать ни в коем случае не стоит), в которой важнее действия оказываются оторванная пуговица, кружащиеся на алтаре буддистского храма пожелтевшие листья и прочие визуальные виньетки, мастерски переданные камерой француза Филиппа Ле Сурда. Да собственно и для самого режиссера важен не столько сам герой, сколько возможность на его примере поразмышлять о смене эпох: вот и получается, что режиссер не ищет в глазах своего персонажа внутренний огонь, а пытается уловить на его лице отсветы чужих страстей и эпохальных перемен. В результате «Великие мастера» удивительным образом получаются сентиментальным байопиком о мастере кун-фу, насыщенным фирменной карваевской атмосферой эстетской меланхолии, которая всегда так завораживала в фильмах этого режиссера.