Дмитрий Моисеев: Смотреть искусство - это работа

С 25 сентября в прокат выходит фильм «Такие красивые люди» — история любви девушки-рыбачки и блуждающего писателя в заброшенном краю на берегу моря. Корреспондент kino-teatr.ua встретился с режиссером фильма накануне премьеры.

— Нет, профессии я не менял. Были разные способы заработать деньги. Профессия у меня за жизнь одна. Я ее выбрал (или она меня выбрала), когда мне было лет 17. Но тогда все было несколько иначе. До этого я всю свою жизнь посвящал математике, поэтому вариантов поступления у меня не было. Я не был готов поступать на режиссуру. У меня не было багажа культурных знаний, а только лишь математические. Именно поэтому я поступил на мехмат в Шевченко (Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко — прим. ред.), и так вышло, что я его закончил. В Карпенка-Карого (Киевский национальный университет театра, кино и телевидения имени И. К. Карпенко-Карого — прим. ред.) мне говорили: «Слишком молод. Закончи свой мехмат и приходи к нам». Так и получилось: закончил Шевченко, а потом поступил на режиссера. А кино хотел снимать с 17 лет.

— Безусловно. Кстати, в этом зале был показ получасового фильма «У меня есть друг» (интервью проходило в кинотеатре «Жовтень» — прим. ред.) Да, он был абсолютно противоположный по манере съемки, сценарию, бюджету. Его я смог снять за 500 долларов, а «Таких красивых людей» — впритык за 6 миллионов гривен, но мы экономили на всем. Разница очевидна. Но смотреть можно оба проекта. Конечно, они разного качества, но каждый сценарий требует разных вложений. Некоторые и вовсе можно снять практически без денег. Скажем, за 100 тысяч долларов можно снять абсолютно артхаузный полный метр. Фильм «Такие красивые люди» требовал больших денег. Хотя и тех вложений, которые на него потрачены, было недостаточно. Количество съемочных дней было 25 вместо 37, как это положено ГОСТом. Плюс ко всему, режиссер-дебютант, но это никого не волнует. Да и не должно, в принципе. Киностудия затянула подготовительный процесс, и мы снимали на месяц позже, в плохих погодных условиях. Некоторые сцены пришлось снимать неделями.

— Да. Написание сценария, поиск денег у инвесторов, который в результате ничего не дали, потому что они лишились государственных должностей и, естественно, остались без дармовых денег в больших суммах. Повезло, что в государстве появилась система поддержки кинематографии. Это был государственный заказ, полностью проспонсированный. Я этому очень рад.

— Да, через питчинг. Но оценивали не только сам сценарий, а еще и защиту. Там у всех спрашивали: «Зачем вы хотите снимать на пленку? Снимайте на цифру (цифровое кино — прим. ред.), это дешевле». Я смог объяснить, почему именно пленка. Думаю, что когда люди, отличающие пленку и цифру, увидят фильм на большом экране, то поймут мой выбор. Но это имеет значение лишь при условии, что фильм вообще людям нравится, ведь каждый имеет право на свою точку зрения.

— Были попытки внести коррективы в сценарий, но они не касались идеологической конъюнктуры. Исключительно детали, которые влияли разве что на сюжет в его частных случаях, но не на общее направление. Туда политику не вставишь. Можно попытаться, но фильм лопнет, потому что он построен на небольших отрывках из жизни людей. И какой большой конфликт не вставь, потеряется то самое, ради чего я и снимал.

— За сегодняшний день не скажу, но во время съемок было катастрофически сложно. Если честно, то попросту невозможно. Добиться того, чтобы деньги шли куда надо, по какой-то причине было проблематично. Они привыкли работать, как удобно им, а не так, как надо для фильма. Я ведь снимаю кино не так, как мне вздумается, а учитываю все, чего требует само производство проекта. Мы и так экономили на всем, чем можно было. Профессионал это наверняка заметит, потому что какие-то детали оставляют желать лучшего. Хотя все это может запросто пройти мимо простого зрителя.

— Это то, что близко. Я думаю, многим творческим людям свойственно убегать от материального мира, чтобы вернуться к каким-то духовным аспектам себя, которые ближе всего к творчеству как рефлексии на окружающий мир. Понятно, что у меня есть сценарии, в которых я выплескиваю злость к человеческому миру. Буду ли я их снимать? Не знаю. Обычно, со временем у меня проходит желание снимать что-то тяжелое. А вот что-то светлое, которое меняет мир в лучшую сторону, больше цепляет душу. Переосмысление возможно только тогда, когда ты напрямую связан с космосом или Богом. Тогда и получается какое-то творчество.

— Подправить меня. Допустим, есть сцена, а за ней идет другая. И он говорит: «Дима, убирай вторую». Я сопротивляюсь, но он все равно стоит на своем. В результате, я могу и убрать сцену, и оставить ее. Естественно, что его профессионализм помог подработать сценарий.

— Я думаю, что Иван даже больше подходит под это описание. Но это лишь случайность. Скажем, я сценарий написал весной, а Балаян прочитал его летом. Да, после этого сценарий изменился. Убирались какие-то фразы, сцены, менялись некоторые профессии персонажей. Но все, что было основного в сценарии, осталось.

— Край мира. Мне нужен был край мира. Чтобы это выглядело так, как будто дальше ничего нет. Бесконечность. Естественно, что в других местах, даже в Крыму, такое невозможно было снять, потому что Крым рельефный. На студии пытались убедить снимать в более живописных местах с точки зрения ландшафтной амплитуды, но мне нужна была такая вот безмятежность. Место, где можно было бы остаться жить. 

— По сути, в этом не бывает технической необходимости как таковой. Мы с оператором были уверены, что этот фильм нужно снимать только на пленку. Я вижу колоссальную разницу между изображением, снятым на самую лучшую цифру и на любую пленку. Мне было очень обидно, когда я пришел в кино на одного из своих любимых режиссеров и увидел, что он с пленки перешел на цифру. Не та картинка. Для некоторых фильмов цифра даже лучше. Для некоторых — пленка невозможна. Но для моего фильма она была в самый раз.

— У нас нет актеров кино.

— Да какой опыт. Опыт на телевидении — это не опыт. Опыт в кино… Вот если бы я брал к себе Брэда Питта, то это актер с опытом. Он работал и с Содербергом, и с Финчером. Он постоянно снимается. У Хопкинса опыт. А наших надо учить играть так, как тебе надо. Театральный опыт у многих есть, а киноопыт хоть и есть, но он совсем маленький.

— Любой украинский фильм некоммерческий. И проблема даже не в том, что кино плохое. Ну ладно, ну плохое, но и в Голливуде тоже. Да везде. В то же время, в каждой стране есть немного хороших фильмов. В процентном соотношении их больше, скажем, во Франции, Дании. В США их много. А у нас на 20 фильмов хороших 4. Зритель привык к тому, что украинское кино — плохое. Его же не было 20 лет. Выходили определенные фильмы, но они зрителя не устраивали по какой-то причине. Люди просто не идут в кино на украинский фильм, потому что, когда у них появляется возможность сходить в кино, они хотят что-то, что бы их не напрягало.

Кино часто рассматривается не как искусство, а как средство отдыха. Никто же не читает, скажем, книгу «Белое на черном» (роман Рубена Давида Гонсалеса Гальего о жизни больных детей в советских детских домах – прим. ред.) ради отдыха. Там такая боль, что ее просто невозможно читать. Так же и фильмы Алексея Германа, например. Это искусство, это нечто другое. Смотреть искусство, читать хорошую литературу — это работа. Культурная работа, которая человека после просмотра как-то меняет. Не так, как надо режиссеру или автору книги, а как-то по-своему.

А у нас зритель не идет на украинское кино. Просит хорошие фильмы, но не идет посмотреть, какой фильм хороший, а какой — плохой. Не может составить собственного мнения. Чаще всего прочтет критику и скажет: «Да это про каких-то немых детей, которые друг друга насилуют. Зачем я буду такое смотреть? Это же чернуха» (отсылка к фильму «Племя» - прим. ред.) Но он же его не видел. «Там какие-то отшельники, живут возле моря, ловят рыбу… Ой, я лучше посмотрю «Черепашки-ниндзя» Зритель не понимает, о чем говорит режиссер. В критике сюжет перескажут, но весь сюжет — это не 8 строк в пресс-релизе. Если можно было обойтись без каких-то слов главного героя, их бы не было в фильме.

— Да кто его знает. Может, и помогло. «Молодость» — хорошая стартовая площадка, которая уважается в мире. С «Молодости» фильм взяли в «Золотой абрикос» в Армении. Конечно, этот фестиваль что-то дает.

— Эта сцена была снята по ту сторону Украины. Это уже оккупированная территория, и там стоят пограничники. Именно в том месте, где находится киоск, задействованный в сцене, сейчас может иногда и тихо, но точно не спокойно. Там российские войска.

— Этот фильм о 2012 годе. Если бы я снимал фильм сейчас, мои герои не могли бы так сказать. По крайней мере, зритель после фильма об этом не упоминает. Даже после премьеры в Запорожье война не вспоминалась, хотя там прямо сейчас происходят действия, которые очень пугают жителей города.

— У меня нет к этому какого-то отношения. Я не видел ни тот, ни другой фильм. Я могу составить свое личное мнение только после просмотра. В Оскаровский комитет меня никто не приглашал, поэтому свое мнение публично высказывать я точно не стану. Мне хочется, чтобы оба фильма были хорошими. Конечно, было бы круто, если кто-то из моих коллег получил «Оскар» и заработал кучу денег.

Понятно, что у меня есть личные предпочтения к сюжету картины, к стилизации съемки. Я уверен, что в «Племени» все хорошо. Но сказать об этом точно не могу. Судить пока могу только по тем 2 фрагментам, которые удалось увидеть.

— Я надеюсь, что вы его сможете увидеть. Это будет зависеть от финансовой ситуации. И немаловажен прокат «Таких красивых людей». Мало ли, вдруг какому-то нашему миллионеру фильм понравится, и он даст деньги. Я шучу, конечно. Миллионеры не смотрят кино, ведь у них нет на это времени. Да и денег у них на развитие кинематографа немного. Вместо того, чтобы выделить мне сумму на следующий фильм, можно купить каждому члену семьи по очень дорогой машине. Или яхту большую. Вдруг у него яхты нет, а мечтает?

Ну кто заработает миллион долларов своим потом, кровью, обманом и ненавистью к самому себе и отдаст его мне снять фильм неизвестно какой? Думаю, только сумасшедший так мог бы рискнуть. Надеюсь, что они у нас появятся.