Интеллектуальные метастазы

Сценарист и начинающий актер (в его послужном списке еще не столь много ролей) Николя Бедос (настоим на этом финальном «с» ввиду испанских корней сего персонажа) решил, что его недюжинный талант дозрел до дебюта в режиссеру полнометражного кино. Как и многие подобные персонажи, месье Николя явно переоценил масштабы собственных дарований. Особенно это очевидно после просмотра его дебюта «Она и она» (дабы несколько повысить реноме режиссера в глазах публики скажем, что в оригинале фильм назывался не так уж совсем по-простецки, а именно «Месье и мадам Адельман» - тоже, конечно, не верх изощренности, но все же), задуманного с эпическим размахом. Сразу вспоминается народная мудрость: «Размах на рубль, а удар – на копейку» (желающие, конечно же, могут подставить в эту фразу евро и евроцент, но сути это никак не поменяет).

Как-то промозглым парижским вечером 1971 года в парижском клубе «Мемфис» Сара (Дория Тилье) круто и бесповоротно запала на Виктора и решила взять быка за рога, но каким-то странным образом: сама познакомилась со своим будущим супругом, но решила ни в коем случае не уступать его плотским порывам в первую ночь (это, впрочем, оказалось не сложно – предмет воздыханий из-за количества поглощенного алкоголя был несколько не в форме). Утро они встретили не менее странно: он в состоянии жуткого похмелья, она – за чтением рукописи его отвергнутого первого романа. Как оказалось, примерно так им доведется провести последующие 45 лет жизни: ему предстоит стать известнейшим писателем и лауреатом престижнейшей Гонкуровской премии, для чего Виктору (помимо всего прочего) придется сменить фамилию с Де Ришмон на Адельман.

В то самое их первое совместное утро в студио в Латинском квартале Сара бросит Виктору: «Кажется, вы много читали Сартра и Камю. И в первую очередь Камю, так ведь? И, наверное, даже слишком много». В еще одной сцене – с беременной Сарой – Виктор как-то не к месту начинает поминать Пруста и Джойса. К чему мы это упоминаем? А к тому, что это – проявления пустых интеллектуальных потуг, в английском языке метко именуемых name dropping. За этими именами ничего не стоит: автор лишь жонглирует ими, пытаясь создать видимость крайней продвинутости. И точно так же за многочисленными цитатами из исторических реалий, призванных по замыслу автора эпичность полотна, не скрывается ничего, кроме растерянности кинематографиста-аматора перед масштабностью поставленных им же самим же задач. Хочется верить, что Николя Бедос начал прозревать насчёт того, что «делать кино» - не такое уж плевое дело, как ему, очевидно, казалось.