Англичанин Джо Райт предлагает нашему вниманию фильм «Темные времена», который многим в нашей стране может показаться чрезвычайно злободневным. Но не только (и не столько) в этом состоит его главное достоинство.
В британской палате общин идут жаркие дебаты: на дворе май (если быть точнее, то 10-е число) 1940 года, гитлеровские полчища уже сокрушили Норвегию, Бельгию, Голландию и идут по Франции. Правительство Чемберлена утратило доверие и перед консервативной партией встает вопрос о его наследнике. И единственным подходящим кандидатом на эту роль оказывается Уинстон Черчилль (Гэри Олдман), главное достоинство которого в глазах партии заключается в том, что только он устраивает оппозицию. А Черчилль – тот еще персонаж: он подолгу лежит в постели (ведь привык работать по ночам), целыми днями напролет пьет виски, запивая шампанским, курит сигары. И выглядит он ровно так, как должен выглядеть 66-летний мужчина подобного образа жизни: и именно таковым он и предстает в первый раз перед взором молодой машинистки (Лилли Джеймс), которой к концу фильма (и месяца, в течение которого разворачивается его действие) предстоит стать чем-то вроде сознания премьер-министра. А сам Черчилль за этот месяц станет из чудаковатого британского аристократа настоящим лидером нации, который сплотил ее перед лицом нацистской агрессии.
Безусловно, все комплименты и авансы, выданные на счет «Темных времен» Джо Райта более чем оправданы и справедливы: сценарий написан с точностью бродвейской пьесы (что, добавим в скобках, было непросто с учетом абсолютной камерности происходящего – Черчилль выходит на улицу едва ли пару раз за 2 часа фильма), филигранно поставлен Джо Райтом, виртуозно снят французским оператором Брюно Дельбоннелем и изысканно оттенен композитором Дарио Марианелли (давнишним соавтором Райта). Да и про виртуозную игру Олдмана уже всем прожужжали уши – и тоже более чем справедливо: пожалуй, актер наконец-то получил роль, соразмерную его дарованию, и попросту слился со своим персонажем. Вот только во время просмотра сквозь слезы праведного умиления от лицезрения пафосного величия Черчилля исподволь прорывается мысль о невероятной схожести приемов для создания фильмов подобного жанра (вспоминаются советские фильмы о вожде мирового пролетариата и прочих) и о том, сколь тонка грань (если она вообще существует) между реализмом социалистическим и капиталистическим. Но приемы эти работают: сидевшие неподалёку от автора этих строк простые зрительницы задавались вопросом – «Почему же у нас нет такого Черчилля?»