Как Франкенштейн и Страусманн монстра лабали

Пол МакГиган снял фильм под стать знаменитому монстру, историю появления на свет которого он попытался освежить и экранизировать. Как и монстр, лента вышла нежизнеспособной, нелепой и скроенной из множества шаблонов, позаимствованных из множества несовместимых с собой жанров.

Некий Горбун всю жизнь живет в цирке и является объектом насмешек и издевательств со стороны коллег. Как правильно вещает его печальный закадровый голос – «В семье не без урода». Но в один из вечеров его тайная возлюбленная с германским именем Лорелея попадает в беду и на сцене мигом оказывается молодой (по замыслу создателей) человек, яростно вращающий глазами, и выносит приговор – Лорелея умрет! Но Горбун, проявив чудеса рентгеноскопического зрения и врачебной интуиции, спасает возлюбленную. Так зародилась дружба, изменившая всю жизнь Горбуна, который благодаря ей впервые вышел за пределы цирка, обрел имя Игоря Страусманна и черты Дениэла Рэдклиффа. Теперь уже на пару с новым другом по имени, как вы уже непременно догадались, Виктор Франкенштейн они стали натужно пучить глаза, трудясь над созданием жизни из мертвой материи. Причем делать им это пришлось в затрудненных обстоятельствах, ведь на пути к свершениям им строили козни мрачный старик изрядного роста, выдающий себя за отца Виктора, и фанатичный инспектор Скотланд Ярда, движимый страстью к справедливости не столько людской, сколько божественной.

Пол МакГиган достиг, казалось бы, недостижимого результата – он умудрился превратить классическую историю Мэри Шелли в скучнейшее зрелище, сюжет которого кидает из стороны в сторону, как лондонского докера той поры, бредущего домой из паба после зарплаты. И ритм повествования подобен этому же почтенному персонажу – он то несется невесть куда, то, казалось бы, засыпает где-то в очередной уютной сточной канаве. При этом МакГиган демонстрирует поразительное неумение использовать актёрские возможности своего кастинга, и в первую очередь это касается Джеймса МакЭвоя, обладающего взрывным темпераментом, вполне подходящим для воплощения предложенного персонажа, но в "Викторе Франкенштейне» выраженном лишь в яростном пучении глаз, беспрестанном оре и брызгании слюной. Слабые надежды, что МакГиган стремится за лаврами Мэла Брукса и его «Молодого Франкенштейна» не оправдались, а вот для гениальности «худшего режиссера всех времен и народов» Эда Вуда у МакГигана было слишком много денег и явно недостаточно здоровой трэшевости.